Крик

В книге Младена Долара «Голос и ничего больше» меня заинтересовала тема крика, которая автором помещена в раздел НЕ-Голос. С явлением крика мы встречаемся довольно часто в клинической психоаналитической практике. Аналитик не занимается терапией «Управление гневом» и не предлагает пациенту взять свой гневный крик под контроль. Аналитик обращает особое внимание на крик, невротического или психотического свойства, поскольку внимательное изучение крика в каждом отдельном случае может сказать нечто важное о психическом устройстве мира данного субъекта.

Долар в своей книге дает ссылку на немецкого философа, композитора и музыковеда Теодора Адорно и приводит цитату из его книги «Введение в социологию музыки». Цитата: «… крик – это не только нечто, не поддающееся коммуникации, но и отчаянная попытка достичь слуха тех, кто уже не слушает». Согласитесь, весьма загадочен этот тот, кто уже не слушает.

В своей книге «Лу Андреас-Саломе и Жак Лакан смотрят «Стыд» Стива Маккуина» Виктор Мазин обращает наше внимание на одну сцену фильма, где главный герой Брэндон, будучи застигнутым своей сестрой во время акта мастурбации, набрасывается на нее с криком: «Что тебе от меня нужно? Чего ты хочешь?». В этом месте Мазин напоминает нам понятие ближний, фрейдовский термин Nebenmensch.

Ближний – он изначально расколот, расщеплен на себя и другого. Ближний всегда уже разделен на не поддающуюся никакому суждению Вещь, das Ding, и на сеть означающих, которые предоставляют возможность понимания. Фрейд в тексте «Набросок психологии» заключает: «объект, который доставляет восприятие, подобен субъекту, то есть является его ближним». Этот ближний, этот материнский объект – фармакон. Фармакон как метафора языка, это одновременно ядовитое и целебное средство, где граница между лекарством и ядом практически стерта. Фрейд говорит о ближнем, о Nebenmensch как об одновременно и «первом удовлетворяющем объекте», и «первом враждебном объекте». Объект этот исторгается субъектом как крик. Цитата из «Наброска психологии»: «Само существование враждебного объекта как такового – это не что иное, как крик субъекта».

В столкновении с ближним происходит столкновение не только с реальностью, но и обнаруживается совершенно особый объект, который «с самого начала обособляется как нечто по природе своей чуждое», читаем мы у Лаканав Семинаре VII «Этика психоанализа». Первоначально das Ding, первоначальная Вещь, представляет собой то, что мы называем вне-означаемое. Сталкиваясь с этим измерением Другого, мы сталкиваемся с измерением Реального, потому что Вещь «предстает в виде изолированного и чуждого предела, вокруг которого вращаются представления». Предел этот предписывает закон.

Цитата Лакана: «Вещь я узнал не иначе, как посредством закона». Вначале устанавливаются те или иные отношения с законом, и после задним числом происходит отчуждение Вещи, как результат всегда неудачной символизации, дырявости языка.

Вещь как доисторический Другой, предстает «как лежащее вовне, в форме чего-то такого, что, будучи мне чуждым, находится, тем не менее, в самой сердцевине моего Я», это цитата Лакана. Именно здесь обнаруживается отчужденность от себя, от своей предельной интимности, которая оборачивается экстимностью. Пространство внутреннего и внешнего, лента Мебиуса. К этому невозможно подступиться, поскольку (далее цитата из текста Лакана) «агрессивность, перед которой я отступаю, которую обращаю против себя и которая, заступая место бесследно исчезнувшего закона, становится сама тем, что мешает мне переступить последнюю пролегающую на пороге Вещи границу».

В 52 письме Фрейда к Флиссу Фрейд пишет о крике как о способе, которым нечто чуждое, враждебное входит в первичное переживание реальности человеческим субъектом. Лакан к этому добавляет, что «крик – это то, в чем мы не нуждаемся». Лакан упоминает об одном из братьев Маркс, немом Гарпо. Чико и Гарпо Маркс – американские комики, актеры комедий абсурда 50-60 годов прошлого века. Так вот, об этом немом Гарпо Лакан говорит так: «Что еще способно внушить нам более насущный, неотступный, волнующий, берущий за душу, головокружительный, подталкивающий к краю бездны, к краю небытия вопрос, нежели улыбка, то ли предельно извращенная, то ли совершенно придурочная, Гарпо Маркса?». Для Лакана ценность представлений братьев Маркс состояла в атмосфере радикального сомнения и опустошения, в которую неминуемо погружался зритель. Я хочу подчеркнуть это состояние: «радикальное сомнение и опустошение».

Лакан ссылается на 52 письмо Фрейда к Флиссу, когда задается вопросом: «Что такое приступ истерии?». «Приступ истерии не является разрядкой». Содержание этого письма позволяет понять истерический приступ не просто как действие, но как специфическое действие, нацеленное на переживание особого рода удовольствия, связанного с воспроизведением начального состояния, обретения объекта, das Ding. Это помогает понять образ поведения страдающего истерией.

Истерический плач, истерический крик «направлены, нацелены, рассчитаны на того доисторического незабвенного Другого, до которого никто никогда не сможет уже добраться». Это цитата Лакана из VII Семинара. Речь идет о Другом в качестве Вещи, das Ding. Этот лакановский доисторический незабвенный Другой и есть тот, кто уже не слушает Теодора Адорно.

Так вот, цель истерического плача, крика истерика состоит в том, чтобы «воссоздать состояние, в центре которого стоит объект, выступающий как предмет отвращения». Таким образом, специфическое переживание страдающего истерией определяется тем, что первичный объект, das Ding, является для него объектом неудовольствия.

В тексте «Ниспровержение субъекта и диалектика желания» того же 1960 года, что и VII Семинар, Лакан говорит об антиномии между желанием и влечением, между означающим и объектом. Влечение молчаливо, тогда как желание ведет к артикуляции крика. Желание проявляет себя в функции призыва к другому; желание указывает на диалектику между субъектом и другим.

Четырьмя годами позже в XI Семинаре об основных концептах психоанализа Лакан даст формулу, которую назовет узел крика. Речь будет идти о двух основных операциях в отношениях между субъектом и Другим, отчуждении и отделении. Эта формула выглядит так:

$ ◊ D

Лакан назвал этот узел коренным по своему значению.

Буквально в нескольких словах об этой матеме. Нам известна формула фантазма

$ ◊ a

Невротик фальсифицирует эту формулу. Невротик идентифицирует нехватку Другого (Ф) с требованием Другого. (D), то есть фаллос с требованием. В результате требование Другого берет на себя в фантазме невротика функцию объекта. Другими словами, фантазм невротика сводится к влечению.

$ ◊ D

Таким образом, невротик предоставляет требованию Другого явное преимущество и формула фантазма сводится к формуле узла, связывающего воедино влечение и требование.

В III Семинаре «Психозы» Лакан внимательно исследует случай судьи Шребера и обращает внимание на некоторые феномены языкового характера. В частности, речь идет о крике. «Чудо воя» - ссылается Лакан на то, как говорит об этом сам судья Шребер. Состоит этот феномен в том, что Шребер не может удержаться от сильных приступов продолжительного крика. Ему приходится сдерживать себя на людях, но это не всегда удается. Лакан называет это явление «поразительным». Поразительность состоит в том, что это речь, соединенная с голосовой функцией, и при этом начисто лишенная значения. Никакого значения абсолютно нет, при этом этот крик, этот вой заключает в себе все возможные значения. Известное состояние - мороз по коже пробегает, когда, например, мы слышим вой собаки на луну. Таким образом крик-вой, как феномен языкового характера, представляет собой означающее в чистом виде, означающее в Реальном, резюмирует Лакан.

Таким образом, мы видим, что Лакан исследует крик и со стороны нехватки, желания, призыва к Другому; и также со стороны Реального, крика как означающего в чистом виде, лишенного всяческого конкретного значения.

И в заключение мне показалось интересным упомянуть современного российского философа из Москвы, его имя Федор Гиренок. В своей книге «Аутография языка и сознания» он касается соотношения жеста и крика. Автор рассматривает жест как попытку овладеть телом. Жест – это не знак, скорее, это смысл, выставленный вовне. Жест всегда направлен в одну сторону – в сторону другого. Прежде всего, это жест руки, указательный жест руки. Гиренок считает, что именно с указательного жеста руки и начинается история языка, органом которого является рука. Цитата: «Если бы у человека не было указательного жеста, то он не научился бы говорить, ибо указывать – значит уже что-то сказать». В пространстве жеста есть зов, повеление, призыв и обращение. Указательным жестом руки проводится граница между телом и организмом.

С идеями автора можно спорить, можно быть не согласным. Мне представляется интересной следующая его мысль: жест руки ограничен визуальным пространством; крик как чистая форма звукового жеста преодолевает эту ограниченность. Крик как чистая форма звукового жеста становится длительным и чем-то, протяженным во времени. Эта идея Гиренка рождает у меня вопросы относительно связи тело – пространство/время – крик.